ПРОБЛЕМЫ РИТОРИКИ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕКСТА
В НАУЧНОМ НАСЛЕДИИ В. В. ВИНОГРАДОВА

Игорь Широнин
igor@opojaz.ru

(Эта публикация представляет собой краткие тезисы доклада, сделанного на Виноградовских Чтениях в МГУ в 1995 г. Опубликовано в издании: Международная юбилейная сессия, посвященная 100-летию со дня рождения академика Виктора Владимировича Виноградова. Тезисы докладов. - М., 1995. - С. 232-234.)

1. Филологический ренессанс 1910-х - 1920-х гг. в России (и прежде всего “формальная школа”) коснулся самых разнообразных сфер лингвистики и литературоведения. Немалое место здесь принадлежит риторике. Устойчивый интерес к проблемам риторики в целом, а также к риторике художественного текста в частности отличает многих филологов, в той или иной мере близких русскому формализму: Ю.Н. Тынянова, Б.М. Эйхенбаума, Г.О. Винокура, Б.В. Томашевского, Б.В. Казанского и др. Однако даже на этом фоне нельзя не выделить работы В.В. Виноградова, который был едва ли не единственным, кто посвятил проблемам риторики монографическое исследование (глава “Поэтика и риторика” в его книге “О художественной прозе”, 1930), а затем периодически возвращался к этой теме в связи с непосредственным изучением историко-литературного и лингвистического материала.

2. Взгляды Виноградова на проблемы риторики складывались под воздействием различных факторов. Важную роль здесь сыграла немецкая школа “слуховой филологии” (Ohrenphililogie; E. Sievers, F. Saran), отводящая особую роль изучению звучащего слова и текста. Значение идей этой школы для теорий русского формализма хорошо известно. Ощутимы эти идеи и в высказываниях формалистов по проблемам риторики. Виноградов неоднократно повторял положение, разделявшееся многими формалистами, о тождестве “риторичности” и “декламативности”. В качестве риторического он рассматривает такой текст, который строится по законам звучащей ораторской речи. Этот текст может остаться лишь на бумаге, но, тем не менее, в его структуре непременно будет присутствовать установка на устную декламацию: звуковая организация, особый экспрессивный синтаксис, обилие риторических фигур, вопрошений, восклицаний.

3. В то же время существовал и другой, не менее важный, источник, обусловивший взгляды Виноградова на проблемы риторики художественного текста. Этим источником была философия языка Г.Г. Шпета, сформулированная им прежде всего в книге “Внутренняя форма слова” (1927). Шпет считает, что той областью, где власть риторики особенно сильна, является проза (в гумбольдтовско-потебнианском смысле). Проза занимает промежуточное положение между речью художественной (поэтической) и речью научной. Она, в отличие от науки, не стремится к объективной истине; но в то же время она лишена внутренней поэтической формы, которая характеризует поэтическое произведение. Область прозы “убеждение”, “воздействие” на публику, но убеждение не логическое, а эмоциональное, экспрессивное. В качестве образцов риторической прозы Шпет называет моральные трактаты, проповеди, публицистику, фельетон; но также он целиком причисляет к сфере риторики и такие жанры, как роман, повесть, новелла.

Именно этот пункт философской лингвистики Шпета определил основной пафос работы Виноградова “Поэтика и риторика”. По мнению Виноградова, “исследование языка прозы неизбежно встречается с проблемами риторики”. Разделяет он и тезис о риторичности прозаических жанров: “роман, повесть, сказка и анекдот были, так сказать, адаптированы риторикой в своей практике <...> и образовали переходную, смешанную полосу полупиитических, полуриторических жанров”.

Специально останавливается Виноградов и на анализе техники воздействия риторического текста на аудиторию (разбор выступлений В.Д. Спасовича, Ф.М. Достоевского и М.Е. Салтыкова-Щедрина по делу Кронеберга).

4. В то же время нельзя не коснуться тех различий, которые характеризуют позиции Виноградова и Шпета по данному вопросу.

Виноградов в своей научной практике исходил в первую очередь из того богатого фактического материала, который предоставляла ему история русской литературы и языка. Само понятие проза было лишено для него той абстрактности и отвлеченности, которые характерны для гумбольдтианства Шпета. Если для Шпета “проза” это в первую очередь лингво-философская “категория”, то для Виноградова это живая конкретика языка, это те тысячи разнообразнейших текстов, понять, объяснить и интерпретировать которые призван ученый-филолог. Кроме того, для Шпета была бы неприемлема сама формулировка проблемы, обозначенная в заглавии настоящего доклада: “риторика художественного текста”. “Художественное" и “риторическое” для него несовместимы. Виноградов же видел, что реальная картина всегда гораздо сложнее и богаче философских схем. Факты языка и литературы пребывают в вечном становлении и изменении. Границы поэтики и риторики зыбки и условны. В одном и том же тексте бывают порой слиты в нерасторжимое единство взаимоисключающие, казалось бы, сущности. Поэтому, подчеркивает Виноградов, “не всегда бывает существенно именование целого - риторическим или поэтическим - по крайней мере, для лингвиста, но бывает существеннее различение приемов и принципов скрещения форм поэтических с риторическими”.

Другие работы автора о русском формализме:

1. Терминологический словарь как жанр литературоведческого исследования (на материале терминологии ОПОЯЗа)

2. Русский формализм и риторика (Тынянов. Эйхенбаум. Виноградов. Томашевский. Жирмунский. Винокур. Шпет. Якобсон) // Доклад, прочитанный на научной конференции в Тверском университете, 1993 г.